Всё просто, даже неинтересно. Сидишь прохладным неуютным весенним вечером и пьешь с друзьями. Пиво-водку-коньяк в зависимости от настроения и ситуации. Тебя всё заебало и ты просто хочешь расслабиться, забыться, сбросить напряжение и нависающий ежедневно груз ответственности. Через пару часов веселого дружеского общения помноженного на этиловый спирт в квадрате, в твоём организме просыпается основной инстинкт. Тебе необходимо кого-нибудь выебать.

   Ты берёшь телефон и набираешь какую-нибудь Свету, Наташу или Жанар, которую трахал ещё вчера в туалете клуба, а потом ещё пару раз у себя дома. На трезвую голову ты бы ей не позвонил. Никогда. Дело не в том, что они страшные. Нет. Света могла стать «Мисс Усть-Каменогорск», например, — стройные ноги, осиная талия, правильные черты лица и прическа как у Умы Турман в Pulp fiction – в каждой девушке есть своя особенность, нужно просто уметь её разглядеть.

   Ты знаешь, что она не может не дать в принципе, как бы нелепо это ни звучало. Проверено практикой. Затем следует милый разговор в духе: привет-как дела-чем занимаешься. Она, разумеется, занята, ну или какие-то планы. Ты говоришь, что заедешь за ней через полчаса, и она может начинать собираться. Она опять ломается, но в конце концов соглашается. Потому, что сама этого хочет. Потому, что сама говорила, что уже пару месяцев не трахалась, а накануне увидела своего бывшего с новой тёлкой. Девушки бывают наредкость ебанутыми. Или она всерьёз считает, что бывший ухажёр метафизическим образом узнает о её связи или я должен ему это передать, продемонстрировав всю его ущербность? И ты берешь такси и едешь хер знает в какие зажопинские выселки за своим сексом. По пути затариваясь алкоголем, грузишь даму в машину и везешь в гостиницу. Она хочет к тебе домой, но ты придерживаешься другого мнения. И даже не потому, что там уже кто-то есть… А потом ты трахаешь её до изнеможения. Жёстко и качественно. Так тебе кажется. Хотя достоверно может сказать лишь она. Пьёшь пиво, слушая её бредни, делая вид, что тебе безумно интересно, думая о том, что завтра вновь приедешь на работу с перегаром. Выдержав час душеизлияний ты отвозишь её домой, объясняя всё срочно возникшими делами и возвращаешься в свою нору.

  А там тебя ждёт рыжеволосое голубоглазое чудо и вкусный ужин. И ты чувствуешь себя дрянью и мудаком. Ты врешь ей, как врал и всем другим, кто соглашался жить с тобой. Но чувство собственной мудаковатости быстро проходит. С первым съеденным блинчиком с вишневым вареньем.

    Всё было чудесно. Жизнь сбывалась прямо на глазах. Закончил школу, расставшись с таими ненавистными и в тоже время горячолюбимыми одноклассниками, поступил в институт. Её звали… Хотя какая разница как? Мы закончили разные школы, жили в противоположных районах большого города и связали судьбу с разными профессиями. Но судьба каким-то непостижимым образом связала нас. Высокая, стройная, с огромными серыми глазами и бархатистой кожей – классический пример зависти одноклассниц и вожделений соклассников. Хорошо училась и была чемпионкой области по художественной гимнастике. Ну и. Конечно же. Я влюбился по самую холку. Внешняя неприступность в какое-то время сменилась приветливой улыбкой. И понеслось. Встречи-прогулки-признания, бесконечно долгие разговоры. Достоевский по телефону. Омг, я никогда так не любил Федора Михайловича.

   Так продолжалось пару лет. Я задумывался о свадьбе, родители были в курсе и даже хотели помочь с квартирой. Мой максимализм твердил, что я всего должен добиться сам. Прошёл ещё год. Казалось, что всё уже близко. Потом она говорила, что чувства остыли, что перестала чувствовать уверенность во мне, что ей хотелось чего-то большего. Кто-то из друзей видел её неоднократно с каким-то мужчиной. Я не верил, но однажды она призналась, что у неё другие отношения. Серьезные. Ага. С папиком на прадике.

   Мы расстались, она просила не звонить и не искать встреч. Я начал пить и грызть себя. Друзья твердили как обычно в таких случаях: «Забей. Время лечит». Ну да, ну да.

   Месяц назад, будучи по каким-то делам в родном городе, случайно оказался в одном ночном заведении. Она была там. Я зарылся в телефон, надеясь, что она меня не заметит. Но она подошла. Села напротив. Начала что-то рассказывать о том, что была молода и глупа, долго извинялась. Я молча слушал.

— Может мы могли бы попробовать начать всё сначала? – выдала она в заключении монолога.

— Сначала? Знаешь. А иди-ка ты на хуй!

Асем можно не звонить. Бесполезно. Зависает в каком-нибудь кабаке, в окружении кальяна, дешевого вина и новых спутников. При том, что пить совершенно не умеет. Её мозг собирает чемоданы и уезжает в Баден-Баден уже после бокала шампанского. Встречаться с её вылезающей в пьяном тумане ебанутостью совершенно не хочется. Подозреваю, что испытывает огромное удовольствие, срываясь с места в карьер и начиная выяснять отношения. Совершенно не понимает разницы между просто сексом и сексом+что-то большее. Я понимаю, но ввязываться в часовые пиздострадания нет никакого желания. Меньше всего хочется быть сегодня чьим-то психоаналитиком.

Кате звонить можно. Но не хочется. Маленькая, пухленькая и безотказная. Вместо мозгов огромное желание. Нимфоманка. Трахаться обожает вне зависимости от места дислокации — в машине, подъезде, крыше, сауне. С таким животным наслаждением впускает в себя всё, что успеет ухватить в порыве страсти, что мне порой за неё страшно. Не хочется сегодня быть покусанным и покалеченным.

Бату. Моя ровесница. Работает в банке, живет одна, много курит. Мужиков недолюбливает, что не  мешает ей с ними трахаться. В любви разочаровалась после того как благоверный ушёл к 18-летней выпускнице. Подозреваю, что до сих пор мстит ему. И всем мужчинам. И мне каким-то метафизическим образом тоже. Придётся разгонять тараканов в её черепушке и слушать много того, что совершенно мне не нужно. Не айс.

Дамы, сегодня не ваш вечер. Всем спасибо, все свободны. Одеваюсь и еду бухать с пацанами.

Я познакомился с ним во время специализации в НИИ им. Мешалкина. Грузный, седой, сероглазый с отёкшим лицом и постоянной одышкой, которая мешала разговору и заставляла его ненадолго замолкать. В такие моменты он обычно отводил взгляд в сторону, руками упираясь в спинку кровати, губы слегка синели, а крылья носа часто и широко раздувались. Ему было неловко и он с трудом сдерживался, тяжело дыша носом, чтобы не начать ловить ртом воздух. Старый, больной человек.

Ему было около 50, имени уже не вспомню. Я называл его Капитан. Большую часть жизни он провёл на Северном флоте, подводником и дослужился до какого-то высокого звания, которое, по причине странной избирательности моей памяти, я не запомнил. Жена-крсавица, преподаватель истории, дети выросли и разъехались. Постоянная служба, долгие морские походы, месяцы разлуки сделали своё дело. Вернувшись из сотой с гаком кругосветки от добрых людей узнал, что жена давно встречается с учителем литературы. Супруга ничего не стала отрицать. Молча собрал вещи и ушёл. Серьёзный и усталый капитан.

С этого момента жизнь его изменилась. Стал пить, ушёл из флота. После очередного бодуна в голову пришла мысль о мести женщинам. Собственно, местью в моём понимании это назвать сложно — капитан решил во что бы то ни стало переспать со ста дамами. Забавный и странный.

После очередной ночи еле поднялся из чужой постели. Одышка не давала двигаться, сердце колотилось, периодически запирая. Дилатационная кардиомиопатия — поставили диагноз кардиохирурги. Лечение только оперативное — пересадка сердца.

В отделении Капитан, как и многие другие ждал донора. На мой резонный вопрос — если сердце окажется женским — он улыбался и говорил, что нужно только мужское. «Только мужское — запомни! — говорил он по-отечески. — Другое мне не подойдёт… На 76-й сломался, мотор забарахлил. Ещё 24 осталось… И не верь ни одной бабе, все бляди. Не веришь? Дурак".

Своего мужского сердца Капитан так и не дождался. Умер тихо, во сне. Порой я вспоминаю его серьёзные с тёплой серой грустью глаза, сухой, глубокий голос и тихую фразу: «Неужто и ты дурак?»

Очаровательное, пухленькое, словно рождественский ангелок, создание поднесло пальчик к губам и на миг замерло, рассматривая своё отражение в зеркале. Лёгкая тень отвращения пробежала по милому, измученному февральской полутенью, личику. Софья не просто не любила себя, она себя ненавидела.Мальчики не обращали на неё внимание, а те, кто обращал вымещали на ней свои детские комплексы и внутренние диссонансы о каких-то смежных проблемах. Их попытки самореализации за её счёт причиняли боль, однако с некоторого времени она стала замечать, что получает удовольствие, вызывая чьё-то неприятие. Терпкая горькая радость огромными щупальцами сжимала грудь, сворачиваясь клубком под ложечкой. Софья любила боль.

Падая в бездну бессмысленной саморефлексии пыталась честно ответить на прямой вопрос — кто она такая? Смелости в ответе не доставало и речь о принятии и любви к себе больше не шла. Софья распахнула двери неуёмной фантазии, выплеснув наружу самые нелепые бредовые идеи. Они могли бы выглядеть очаровательным и в чём-то оригинальными, если бы не жуткая непоследовательность их автора. Бессвязные обрывки мыслей, наспех сотканные из собственных фрустраций и подслушанных пьяных разговоров, могли вызвать у взыскательного читателя лишь недоумение по поводу бесконтрольного использования блогосферы учениками начальных классов. Софье не было дела до окружающих, она любила и боялась мальчиков. А раз боялась — то и ненавидела. Ей мечталось об особенной дефлорации с главным обидчиком, но в силу неопределённости и неосознанности собственных метаний этого никогда не произойдёт.

Однажды вечером, увязавшийся пьяный ухажер зайдёт за ней в подъезд и, прижав к обшарпанной стене рядом с почтовыми ящиками, залезает под юбку. И неистовая Софочка успокоится. Не исключено, что до полного успокоения понадобится месяц, но мы никуда не торопимся и постараемся запомнить её такой как сейчас. Трагической, гонимой и банальной до одури во всех своих проявлениях.

Я алкоголик. И это не проблема. Можете корчить презрительные ухмылки — фуфуфу, алкач-алкач. Мне пох. Пью вульгарную сорокоградусную прямо из горла поздним вечером ранней весной под возмущенные взгляды одиноких прохожих. Внедряю в одного, в компании, в толпе лиц по предварительному сговору и без, по праздникам и выходным, под кильку в томате и отварной картофель, под «Сплин» и Кобейна. Бью лица несогласным, что Виктор Олегович величайший писатель современности. Мат, водка и русская литература — основа моего мировосприятия. Водка одухотворяет и расширяет границы сознания, она показывает суть вещей и лицо человека. Без социальной надстройки, комплексов и мусора этических норм, в узком смысле именуемым культурой. Это саморазрушение, внутренне стремление к началу. Сага о вечном возвращении и вечном поиске себя. Гармония с собой и окружающим миром с позиций практического солипсизма. 

Я пью и с каждым днём приближаюсь к своей цели, что бессмысленно и ужасно с современных позиций общества  потребления — я из него выпадаю. Выбираю путь и иду до конца. В этой жизни не бывает хэппи-энда.

Мы встретились с ней случайно. Настолько внезапно и мимолетом, что даже немного обидно, что не знали друг друга раньше. Одиночество рождает безграничную нежность, скрывающуюся под маской сарказма и горе тому, на кого обрушится этот поток. Нежность знает, что рано или поздно в небесной канцелярии переведут стрелки часов, изменят маршруты трамваев и оно встретит, нахлынет и столкнется с точно таким же мучительным очарованием. Они будут терзать друг друга, как две чёрные дыры, пока не поглотят целиком. Они будут изводить друг друга, томиться, говорить глупости, выплёскивая душу между строк, смеяться и грустить. И они будут знать что это весна, зелень, почки, гормоны, селезёнка, что отбросит их по разным концам галактики, но будут всё равно писать, запивая каждые двести знаков кофе. Они будут молчать вместе, к чему слова если можно говорить сердцем, наслаждаться минутами терпкой нежности и растворяться. Мы уходим в себя, но становимся одним целым, два одиночества сливаются в одно. Мы знаем себя и понимаем, чем это кончится, но разве это нас останавливает? В конце концов жизнь появилась на земле по ошибке, да и все мы здесь по чьему-то недосмотру.

Он закрывает глаза и отпускает ситуацию. Она смотрит на него с тёплой грустью и улыбается. Они вместе даже сейчас, растворяясь среди пёстрой суеты утекающего времени в своих чувствах, в своём молчании.

Хорррошие! Я мужчина и люблю этот праздник. Мужское начало во мне всегда считало, что девочкам-девушкам -женщинам-бабушкам этот праздник нравится. Оно ошибалось. Очаровательные создания смотрят на нас со страниц блогов и протестуют. Одни видят в нём проявление мужского шовинизма и отказываются довольствоваться единственным днём в году для получения полагающегося презента. Другие бьются в эскапистских конвульсиях, недоумевая как кора больших полушарий может справиться с такой непомерной нагрузкой, как выбор подарка? Простые силлогизмы не их конёк и отсутствие причинно-следственной связи между отдельным праздником и общим количеством вечно недовольных находится за пределами их проницательности. 

Я люблю дарить подарки. Чаще дарю parfum. Кто-то скажет, что нужно тонко чувствовать вкус прекрасной дамы. Ни фига, пацаны. Mademoiselle уже через неделю перестанет ощущать аромат, привыкнув к нему. Обонять всецело придётся вам, поэтому выбирайте исходя из собственных предпочтений — кому-то нравятся сигаретные нотки, кому аромат сельдерея или шашлыка.

Цветы. Это отдельная песня. Споры об их необходимости бессмысленны — кроме прелестных созданий они всё равно больше никому не нужны. Дарить обязательно. Здесь как и с парфюмом — исключительно на свой вкус. Хоть орхидею в формалине, хоть засушенную фиалку в раритетном издании Борхеса. Впрочем с Борхесом перебор — может не подойти под цвет платья, можно заменить тортом.

Ну, и, конечно же. Любовь. Единственное, что заполняет пустоту внутри меня. Мой духовный императив, мой смысл, мой луч света, как бы банально и напыщенно это не звучало. Это не опьянение и ещё меньше напоминает трезвость. Дарите любовь очаровательным созданиям, ничего лучше вы всё равно не сможете им предложить.

застрелиться, утонуть в реке,
приходил лесник опохмелиться,
приносил мне вишни в кулаке.

С рюмкой спирта мама выходила,
менее красива, чем во сне.
Снова уходила, вишню мыла
и на блюдце приносила мне.

Патронташ повесив в коридоре,
привозил отец издалека
с камышами синие озера,
белые в озерах облака.

Потому что все меня любили,
дерева молчали до утра.
«Девочке медведя подарили», —
перед сном читала мне сестра.

Мальчику полнеба подарили,
сумрак елей, золото берез.
На заре гагару подстрелили.
И лесник три вишенки принес.

Было много утреннего света,
с крыши в руки падала вода,
это было осенью, а лето
я не вспоминаю никогда.

Борис Рыжий

Все мы здесь живём в мире иллюзий. Мы выбрали интернет и смайлы, променяв простое человеческое общение на набор символов с идеально выверенными пикселями. Здесь проще казаться, чем быть, здесь можно не бояться быть непонятным, можно нести чушь и чувствовать себя мятежным Байроном в компании миролюбивых старушек. Ты улыбнешься мне, ma chere, закрыв несколько скобок, в двоеточиях я увижу грусть твоих глаз, в мгноточиях милую недосказанность, которую пойму привратно, в силу своей испорченности. Да, здесь нет боли, идеальный дизайн, высокие чувства, безудержный позитив или бездонная депрессия — всё то, к чему мы так долго стремились и ненасытно хотели. Вот такая любовь, mon ange, не на цыпочках, глаза в глаза, а между строк и в придуманных образах, не имеющих ничего общего с действительностью. Такие вот чувства, ma jolie, не человеческие, пусть и человечьи, они текут по проводам и сближают, нужно лишь иметь здоровые межнейронный связи, достаточный уровень серотонина в синапсах и хотя бы неоконченное среднее. Когда-то мы сами себя погубили. Но разве это нас остановит?