Очаровательное, пухленькое, словно рождественский ангелок, создание поднесло пальчик к губам и на миг замерло, рассматривая своё отражение в зеркале. Лёгкая тень отвращения пробежала по милому, измученному февральской полутенью, личику. Софья не просто не любила себя, она себя ненавидела.Мальчики не обращали на неё внимание, а те, кто обращал вымещали на ней свои детские комплексы и внутренние диссонансы о каких-то смежных проблемах. Их попытки самореализации за её счёт причиняли боль, однако с некоторого времени она стала замечать, что получает удовольствие, вызывая чьё-то неприятие. Терпкая горькая радость огромными щупальцами сжимала грудь, сворачиваясь клубком под ложечкой. Софья любила боль.

Падая в бездну бессмысленной саморефлексии пыталась честно ответить на прямой вопрос — кто она такая? Смелости в ответе не доставало и речь о принятии и любви к себе больше не шла. Софья распахнула двери неуёмной фантазии, выплеснув наружу самые нелепые бредовые идеи. Они могли бы выглядеть очаровательным и в чём-то оригинальными, если бы не жуткая непоследовательность их автора. Бессвязные обрывки мыслей, наспех сотканные из собственных фрустраций и подслушанных пьяных разговоров, могли вызвать у взыскательного читателя лишь недоумение по поводу бесконтрольного использования блогосферы учениками начальных классов. Софье не было дела до окружающих, она любила и боялась мальчиков. А раз боялась — то и ненавидела. Ей мечталось об особенной дефлорации с главным обидчиком, но в силу неопределённости и неосознанности собственных метаний этого никогда не произойдёт.

Однажды вечером, увязавшийся пьяный ухажер зайдёт за ней в подъезд и, прижав к обшарпанной стене рядом с почтовыми ящиками, залезает под юбку. И неистовая Софочка успокоится. Не исключено, что до полного успокоения понадобится месяц, но мы никуда не торопимся и постараемся запомнить её такой как сейчас. Трагической, гонимой и банальной до одури во всех своих проявлениях.